Игорь Савельев о работе на ММКФ в эпоху коронавируса: «Это обещание нормальной жизни»

— Если верить новостным сводкам, Москва сейчас близка к тому, чтобы снова все и всех закрыть, как весной. ММКФ прошел «как раньше» или что-то изменилось и теперь знаменитый фестиваль уже не будет прежним? — С одной стороны, Московский кинофестиваль не выглядел «как всегда». До последнего момента не было понятно, удастся ли его вообще провести. Когда он готовился, это еще не было таким вызовом. Месяцем раньше в «Манеже» прошла, например, Московская книжная ярмарка (не в 75-м павильоне ВДНХ, как всегда, потому что там сейчас развернут госпиталь) — гораздо большее столпотворение, и тогда это еще не казалось экстримом. К началу октября ситуация в корне поменялась, и ММКФ остался, вероятно, единственным крупным мероприятием в Москве. Поэтому меры предосторожности были очень серьезные: у нас были утренние, дневные и вечерние обходы медиков (почему-то сотрудников скорой) с пофамильным измерением температуры. В день, когда шел рейд Роспотребнадзора и ходили слухи, что могут закрыть фестиваль, мы с нервным юмором вспоминали, как Каннский фестиваль-1968 закрывали революционные студенты. Ходить по кинокомплексу без масок и перчаток запрещалось, зрителей без масок выводили из залов, и это был первый год, когда мы — люди с бейджем «Дирекция» — не могли смотреть фильмы. Потому что рассадка была строго по билетам по схеме, и «лишний» журналист, участник или сотрудник фестиваля просто не мог никуда зайти. — И тем не менее у фестиваля осталась некая константа? — Да, фестиваль сохранил свою матрицу. Знаешь, как у Феллини: гиря пробивает стену, а оркестр продолжает играть, потому что это должно продолжаться. Все прошло как положено. Как должны проходить конкурсные показы, внеконкурсные программы, пресс-конференции, офлайн-работа жюри — даже красные дорожки на открытии и закрытии. Мне это кажется очень важным. Это какая-то гарантия, что ММКФ сохранится в таком полноценном виде. Потому что фестивали, которые не отменились, а поменяли свою матрицу (например, Каннский), на мой взгляд, ступили на зыбкий путь. — Обычно кинофестивали привлекают внимание прессы и дистрибьюторов к новым именам, к новым фильмам, которые в перспективе уходят в прокат. Но сейчас в России прежний прокат в полной мере невозможен. Как считаешь, ММКФ смог на это адекватно отреагировать? — Возможно, эта ситуация острее показала проблему: ММКФ и национальный прокат. В принципе, это и не должно быть тождественным, и я сомневаюсь — если уж мы упомянули Канны, — что все фильмы, которые идут на их экранах, закупают французские прокатчики. Но Московский больше оторван от проката, во многом — из-за реформы несколько лет назад, когда в России ужесточили выдачу прокатных удостоверений. То есть вселенные «российский кинотеатр» и «кинозал ММКФ» совсем удалились друг от друга. Боюсь, прокатчики так и воспринимают фестиваль как другую вселенную: закупают ведь, в основном, или высокобюджетное российское кино, или Голливуд, который вообще достаточно редко соприкасается с европейскими кинофорумами. И зря. На ММКФ ежегодно идет порядка 200-300 фильмов. Из них примерно 50 — это мировой «топ», картины, которые только что выстрелили на фестивалях в Венеции, Каннах, Берлине, Локарно, а в Москву попали благодаря мировому авторитету кураторов «авторских» внеконкурсных программ ММКФ. То есть, по идее, прокатчики должны не вылезать из залов ММКФ. Но, увы, этим шансом мало кто пользуется. И дай бог, если из этого топ-50 российский прокат закупает хотя бы что-то — в прошлом году это была, например, «Королева сердец» Мэй эль-Тухи. В этом году — трудно гадать. Из конкурса в российский прокат, конечно, пойдет «Гипноз» Валерия Тодоровского и традиционно фильмы открытия и закрытия — это именно прокатные проекты, «Серебряные коньки» Михаила Локшина и «На острие» Эдуарда Бордукова. — Один из обязательных элементов фестиваля — приглашенные звезды, режиссеры, актеры, общение с публикой. Кто-то смог приехать в этом году? — Приехать смогли далеко не все. Границы закрыты, поэтому иностранный состав был очень «рабочий». Были все члены жюри, бОльшая часть участников конкурсов. Я не следил специально, но, например, израильский режиссер Гур Бентвич не приехал, за него приз получал дипломат из посольства в Москве. А британский режиссер Риши Пэлэм прилетел и получил сам. Но так с Британией граница открыла, а в Израиле жесткий карантин. Остальных — режиссеров внеконкурсных фильмов, иностранных кинозвезд — не было. Я не в курсе всей дипломатической кухни, связанной с визами и возможностями проехать через границу, но подозреваю, с этим не очень усердствовали, потому что это не безопасно. Где могли, это заменили дистанционными форматами: так, например, общался с московскими зрителями конкурсант этого года корейский мэтр Ким Кидук. А картинам из программы Петра Шепотинника «8 ½ фильмов» были предпосланы нарезки из телеинтервью, которые Петр сделал с их авторами, и это заменило «живое» представление. — Привычной толпы зрителей на показах не было? — Людей на фестивале, действительно, было гораздо меньше, не было светской толпы, на показы ходили кинокритики и, в общем, те, кто должен ходить. Такая очень деловая атмосфера. В чем-то это даже оказалось лучше. — Создалось впечатление, что фестиваль прошел без ярких событий и открытий, даже немногочисленные резонансы быстро угасли. Какие впечатления у тебя? — Нет, я не скажу, что 42-й ММКФ бледнее предыдущих. Конкурс, например, был достаточно сильным. В чем, как мне кажется, есть угроза дефицита, так это в сильной составляющей внеконкурса — том самом «топ-50». Не все крупные фестивали мира в этом году состоялись, а на тех, которые были, смогли попасть не все московские отборщики. Так что на программы этого года хватило, но как в апреле 2021 — уже через полгода — пройдет 43 ММКФ, я не очень представляю. Что будет до этого, откуда можно пригласить фильмы? Ну, Берлинале в феврале. А если его не будет? А если наших отборщиков не выпустят в Берлин? — Порой на международных кинофестивалях в разных фильмах и программах невольно прослеживается одна и та же актуальная тема, которая волнует всех. Было ли нечто подобное в этом году на ММКФ? Прозвучала ли тема коронавируса, самоизоляции, эпидемий? — На ММКФ почти не бывает «тематических» поворотов. То есть можно искать закономерности в том, что, например, в прошлом году была ретроспектива Мишеля Девиля, а в этом Робера Энрико, и это такое выстраивание альтернативы «новой волне» за счет жанрового французского кино, тогда массового, а сейчас забытого, но это будут такие уже совсем киноведческие заморочки. Жанр антиутопии в каком-то смысле присутствовал, и несколько режиссеров, чьи интервью мы публиковали в фестивальной газете, говорили о том, что «предугадали локдаун», у них было предчувствие, что в 2020-м что-то случится. Да, в «Новом порядке» Мишеля Франко об этом речь, и в «Государстве комаров» Филипа Рымши, где герой заперт в квартире в каком-то безумном состоянии. Турецкий конкурсный фильм «В тени» Эрдема Тепегёза — такая фантазия на тему Большого Брата, получившая спецприз. Победитель фестиваля, «Блокадный дневник» Андрея Зайцева, — тоже про то, как люди пытаются осознать безумие нового миропорядка, в котором вдруг оказались. Так что что-то общее во всем этом есть, какой-то начинающийся отклик на мировой катаклизм, а так как кино — институт не очень оперативный, то часто и предчувствие. Но не так буквально, как в сериальном формате, где тут же, находясь на изоляции, напекли скетчей на тему изоляции. — Поскольку ты понимаешь, как живет Москва во время пандемии, как считаешь, стоило ли в этих условиях вообще проводить крупное массовое событие? Могие крупные фестивали либо перенесли, либо отправили в онлайн — и не сказать, что индустрия от этого сильно пострадала. — Я думаю, проводить стоило. Кстати, Венецианский фестиваль прошел в традиционном формате месяц назад, несмотря на все сложности той ситуации, в которой в этом году оказалась Италия. Те коллеги, кто туда все же пробился, рассказывали, какие жесткие это были меры, когда попасть можно было только в конкретный город и конкретный аэропорт. Решиться на это и организовать такие кордоны властям Венеции было труднее, чем Москве. Назову, как минимум, две причины, почему ММКФ должен был состояться. Первая — профессиональная. Те самые кинокритики, которые в этом году не смогли поехать никуда: на «недобитых» мировых фестивалях побывали единицы. Есть главные фильмы 2020 года, которые они должны увидеть, потому что это вопрос профессиональной компетенции. Они смогли это сделать на внеконкурсных программах Петра Шепотинника, Аси Колодижнер, Андрея Плахова, Григория Либергала, Стаса Тыркина… Я не говорю сейчас про тот гораздо больший круг специалистов, особенно молодых, которым тоже надо это увидеть, которые не бывают в Венеции и Каннах и которым не помогут в этом ни торренты, ни, тем более, прокат — пусть даже это студенты ВГИКа. Для них это потребность ежегодная и не связана с пандемией. Вторая причина — для зрителей: как это ни парадоксально прозвучит, им надо было сходить в кино. Увидеть, что фильмы идут, фестиваль идет. Тем более — если слухи о новой самоизоляции окажутся правдой. Надо было вынырнуть. Если уж победил «блокадный» фильм, можно вспомнить, что в осажденном Ленинграде до последнего работали театры, филармония. Это было обещание нормальной жизни. Я не знаю, что нас ждет дальше, и, наверное, некорректно сравнивать, но в октябре-2020 похожую роль сыграл Московский кинофестиваль.