Фантомная боль Перми. Сохранять ли исторические черты Разгуляя?

В начале 2020 года в Перми был представлен архитектурный проект новой сцены Пермского театра оперы и балета. Разработчиками проекта выступили строительная компания «ГК Строй-Эксперт» из Санкт-Петербурга и архитектурное бюро wHY из США. Предлагается воздвигнуть 50-метровое здание в форме гигантского овала. Один его край выходит на улицу Ленина, а другой — к «Заводу Шпагина». При этом вход в главный зал будет располагаться со стороны «Завода». При этом территория, куда входит участок возможного строительства театра, является достопримечательным местом «Егошихинский медеплавильный завод». Огромное здание очевидно нарушит исторический облик Разгуляя. Однако, согласно приказу Госинспекции по охране объектов культурного наследия, для проектов театра здесь нет ограничений по высотности — в документе говорится, что высота застройки ограничена (10,5 метров), но «за исключением здания театра, предельная высота которого определяется проектом». Таким образом, возникла дискуссия — каким должно быть здание нового театра и должно ли оно быть построено в Разгуляе.

Дмитрий Москвин, политолог (Екатеринбург)

— Конечно, хочется поёрничать, что в Перми ещё не всё так плохо, вот у нас, в Екатеринбурге, проблемы гораздо более сакральные: храмы, храмы, храмы.

На мой взгляд, Разгуляй — это фантомная боль Перми. Тут больше нет физического индустриального наследия, ни цехов, ни плотин, но место остается достопримечательным именно в честь исчезнувшего завода. Это то, то ждёт уральские города в ближайшие десятилетие-полтора. Проехав сорок малых городов, мы везде зафиксировали одно и то же: состояние наследия, близкое к критическому, а собственники не считают необходимым тратиться на поддержание этого наследия. Так что Разгуляй — это прообраз того, что будет через какое-то время там, где индустриальность исчезнет, но она останется тем единственным, от чего можно выстраивать идентичность места, понимание и историчность города, поселения, территории.

На мой взгляд, Разгуляю не хватает символической проработанности. Понятно, что наверняка для какой-то части гидов это ключевая точка в рассказе о городе, но устойчивого образа нет. Необходима символическая капитализация этого места, создание чёткого образа понятной и доступной истории этого места. Застройка XVIII века, перешедшая из Егошихинского завода в столичную губернскую Пермь, — это ценность, которая непонятна большинству людей. Ситуацию можно было бы исправить, показав, хотя бы на одном объекте, что эти дома можно отремонтировать, что это не дорого и после этого они привлекают взгляд.

В трёх уральских регионах происходит тотальное уничтожение промышленных первооснов. Челябинск их практически полностью уничтожил, Екатеринбург полностью уничтожил. И вот Пермь — это, собственно, последний из крупных городов, где ковш уже замахнулся, и необходима система обороны, которая бы опиралась все возможные ресурсы — не только экспертный, но и нарративный. У тех людей, которые там живут, есть свой рассказ об этом месте, и в нём нужно успеть уловить понимание, что это за место, почему оно важно и ценно для пермяков.

Александр Михайлов, историк архитектуры

— Ключевой вопрос — что мы действительно охраняем в Разгуляе? Ещё раз подчеркну этот вопрос, потому что даже тот же самый Барон Осман нанёс огромный урон городу, но обновил его. Он собирался снести весь город целиком — какая в этом была логика? Да жизнь изменилась! В книге Пола Голдбергера «Зачем нужна архитектура» есть такой тезис: «Нет никакого смысла пытаться сохранить „дух места“, если жизнь в этом месте необратимо поменялась». Так что мы сохраняем в Разгуляе?

На мой взгляд, бюро wHY представило весьма неплохой проект, они много думали о том, как устроено это место, как его по-другому презентовать. Я вижу, как этот проект тянет за собой ландшафтный дизайн весьма неплохого уровня. Ключевая метафора, которую говорили на Градсовете: здание сыграет роль ворот к «Заводу Шпагина», вниз к Разгуляю. Если этот проект будет реализован так, как он нарисован, то это неплохой вариант. Однако я считаю, что он не будет так реализован, но мы всё равно можем поговорить об этой архитектуре и не отрицать её качество. Мы знаем, что архитектура, предлагающая прозрачность как одну из своих тем, бывает действительно не заслоняющей виды. Кроме прочего, мы знаем кучу примеров архитектуры, которая, по мнению жителей, портит вид города. Самым очевидным примером архитектуры, портящим вид города, является Эйфелева башня. Является ли эта штука (здание театра) таким же символом, как Эйфелева башня? Возможно нет. Но оценивать будет кто? Потомки оценивают эти вещи.

То есть в принципе это неплохая архитектура, должна ли она быть там — это решать жителям, этот вопрос действительно должен быть вынесен на обсуждение. Вопрос действительно в том, хотим ли мы сохранить Разгуляй, чтобы туда ходили люди? Наверное, но это место должно быть живым. Сейчас, я боюсь, оно не является живым.

Сергей Шамарин, архитектор, член Градсовета

— Территория микрорайона Разгуляй составляет 114 гектаров, на которых находится от силы два десятка объектов, которые можно назвать памятниками архитектуры. То есть исторической среды, о сохранении которой мы спорим, на самом деле нет, есть объекты наследия со сложным рельефом, сложным ландшафтом, с непростой историей.

Постоянное воссоздание утраченного — это отказ от жизни, можно действовать иначе. После Второй мировой войны, когда большая часть застройки долины уже была разрушена, приняли решение: как градостроительную память, сохранять размеры участков, кварталов, их границы — не обязательно архитектуру. И сейчас такой подход был возможен. Но масштабные здания, как здание «Лукойла», это однозначно шаг к разрушению этого места.

В связи со зданием Оперного театра меня больше всего волнует процедура. Смотрите, какой огромный ресурс был задействован: губернатор, деньги Абрамовича, выбор архитектора. Выбор архитектора был, а у нас с вами выбора нет, не было публичного конкурса! Нигде в мире невозможно представить масштаб такого сооружения, решённый без конкурса.

А предоставление объекта такого масштаба на Градостроительном совете лишь в общих чертах просто немыслимо — по сути дела мы все упражнялись в том, кто что заметил. Нам бросили лишь идею. Я обратил внимание, что на эскизе разреза здания нет ни намека на конструктивное решение, то есть образ настолько сырой, что архитектор даже не предложил, как, за счёт чего здание будет держаться. На эскизе замечательно смотрятся витражи, но не надо забывать, что в силу нашего климата это будут двойные блоки витражей — и стоит вспомнить фасады цирка, чтобы понять, что вот этой бесконечной красоты в реальности не будет. На самом деле эскизный проект мне показался неуважительным по отношению к жителям, к членам Градсовета. Поэтому голосование было достаточно формальным, по-моему, всего три человека воздержались от него.

Я считаю, что сейчас нужно вернуться к теме конкурса — и, может быть, найдётся решение, которое позволит построить театр в этом месте без ущерба для города.

Надежда Агишева, депутат Пермской городской думы от партии «Яблоко»

— Я хотела бы подчеркнуть, что речь не о сохранении деревянной застройки Разгуляя. Здесь охраняются не только и не столько конкретные сооружения, здания, памятники. Здесь предметом охраны является градостроительное решение XVIII века в целом. Есть здесь и здания-памятники, например, Петропавловский собор. И его доминирующее положение над Егошихой важно для сохранения исторического ландшафта. Режим охраны подразумевает ограничения по высотности и размера застройки, сохранение объектов капитального строительства в границах исторических линий.

Но тут есть другой аспект — сам ландшафт. И если мы потеряем Разгуляй как ландшафтный памятник, что тут останется от охранной зоны? Предметом охраны являются также условия восприятия объектов и точки панорамного восприятия. Точки панорамного восприятия — их тут четыре — это две точки на Красной горке, где сейчас, к сожалению, стоят высотные дома, точка у видовой площадки у планетария и у памятника пушке. Поэтому когда защитники идеи строительства в Разгуляе Оперного театра говорят: «Так мы же ничего не сносим, когда строим здесь театр» — это не аргумент. Разгуляйская площадь должна быть сохранена как площадь без застройки, которая сформировалась в результате того, что она фактически находилась на притоке реки и служила горожанам общественным местом для временной торговли. Сама эта пустота и есть часть охраняемого градостроительного решения.

В мастер-плане Перми приводится хороший пример того, как неудачные архитектурные решения изменяют охраняемый панорамный силуэт города: Спасо-Преображенский собор (здание, где сейчас размещена Пермская художественная галерея) потерял свою роль доминанты из-за возведения жилого комплекса «Ворота Прикамья». Кстати, тот же мастер-план называет Разгуляй в числе пяти ключевых ансамблей культурного наследия в Перми. Кроме него, это западная часть улицы Ленина, эспланада, улица Сибирская и Комсомольский проспект.

В последние годы с Разгуляем, как объектом культурного наследия, произошла почти детективная история. В 2016 году объект выявлен, режим и предмет охраны определены, но с 2018 года начинаются разного рода изменения, которые выглядят как заранее организованные и не случайные. Достопримечательное место должно попасть в региональный список, соответственно, пересматривается предмет и режим охраны. Делается проект планировки в связи с необходимостью строительства Пермской художественной галереи в районе завода Шпагина, и в результате вот этого нового проекта появляются уже несколько подзон в этой большой зоне Егошихинского медеплавильного завода, и выделяется так называемая зона театра. В апреле 2019 года проходят публичные слушания, связанные с изменением зонирования, и на этой территории поднимается высотность до 50 метров. Собственно, вот такими действиями появляется юридическая возможность построить здесь то здание театра, о котором сейчас идёт речь.

Ситуация с Разгуляем — тот самый пример, на котором видно, что в Перми нет политики, связанной с сохранением культурного наследия. Это первый большой серьёзный разговор, и он должен быть продолжен. В том числе в связи с тем, что политическая ситуация в регионе неожиданно поменялась, я думаю, что эти проекты будут подвержены более внимательной ревизии. И было бы здорово, если бы в этой ревизии приняли участие не только пять человек, в том числе губернатор и министр строительства. Всё-таки хотелось бы, чтоб эти вопросы проходили обсуждение в экспертном сообществе и с учётом мнения тех городских сообществ, которых это напрямую касается. Есть ещё одна проблема — в Разгуляе живут люди, уже в ходе строительства здания компании «Лукойл» они пострадали. Сотрудники нового офисного здания паркуют машины и фактически блокируют выезд и въезд. Строительство ещё одного здания на этой территории полностью отрежет людей от города и усугубит здесь проблему с парковками.

Наиля Аллахвердиева, директор Музея современного искусства PERMM

— Пять лет назад Музей PERMM переехал в здание с видом на одну из самых красивых панорам города (на долину Егошихи). Я очень активно поддерживаю всё, что связано с малыми реками, видовыми пространствами города, которые вокруг этих малых рек формируются, потому что я это вижу своими глазами, и все четыре сезона — это невероятная красота, это абсолютный космос. Но также я вижу то, что весь фронт горизонта вокруг этих долин — это жилая застройка, там нет общественных пространств, которые бы позволяли людям видеть красоту, она стала невидимой. В городе нет понимания, что это невероятный потенциал города, что эти пространства безумного красивые, и это — ключевая проблема. Из-за того, что большая часть населения города её не видит, невозможно сформировать объективное мнение о ценностях: если мы не видим, мы это не ценим. Все эти пять лет я наблюдала системную деградацию этого места. Из наших окон не видно именно того места, о котором мы сейчас говорим, но мы видим, как меняется линия горизонта, на которой вдруг появилось два гигантских 16-этажных здания на Красной горке — и так далее, и тому подобное. Я хочу сделать вывод, что ситуация с намерением перекрыть новым зданием горизонта — не новая история, это такая системная методология застройки города, системное хамство пермских архитекторов, пермских застройщиков по отношению к городу.

Вторая проблема — это использование здания театра как основы для манипуляции. Нам подсовывают архитектурный проект какой-то команды из Америки, которые, в общем-то, неплохие парни, и спрашивают — «смотрите, какое красивое здание, вы что, против современной архитектуры?» Но помимо того, что склон Егошихи — очень плохое место для несоразмерного монстра, это в принципе неправильно с точки зрения проектирования: у нас на эспланаде будет стоять огромный торговый центр, а большой театр засовывается вот в это место.

Это очень сложная проблема, но постепенно её надо разгребать, можно действительно сформировать какое-то общественное движение, в том числе систему экскурсий на Разгуляе, чтоб видеть город в этом месте и видеть Разгуляй настоящий.

Денис Галицкий, градозащитник

— Это здание-поделка не появится никогда, потому что это поделка. Эскиз готовили дизайнеры, построить это нельзя, они над этим не думали. Это здание ужасно. В нем нет ни одного окна в служебных помещениях, они все внутри воронки, в которой нет окон. Никакой архитектор, даже студент такое здание не смог бы спроектировать. Второе: эти люди никогда не были в театре, видимо. В старом здании Оперного театра единственное незанавешенное окно — в туалете. Потому что человек, выходящий из зала, где он час сидел в темноте, не может выйти в стеклянное фойе. Я сделаю всё, чтобы этого здания в городе не появилось. Я считаю, что с этой целью проще показать, что проект низкого качества, чем бороться с ним с помощью поиска смысла и доказывать, что не нужно строить в Разгуляе.

Павел Гнилорыбов, историк, экскурсовод и исследователь Москвы

— У меня нет опыта жизни в Перми на протяжении многих месяцев, но я уже побывал несколько раз в том месте, о котором идет речь. Мы с вами обсуждаем вопрос, как нас изнасилуют — в особенно жёсткой форме или нас изнасилуют помягче. Но мне не хочется ни первой формы, ни второй. Много было слов сказано об отсутствии жизни там, но я почему-то своими глазами видел в Разгуляе присутствие жизни. Мы видели детей, которые катаются на ватрушках. Мы увидели, как жители пользуются этими маршрутами в своих ежедневных рутинных повседневных практиках. Мы увидели там как местных жителей, так и явно прогуливающихся и никуда не спешащих. И поэтому я не знаю, как нужно относиться к своему городу, чтобы позволить растерзать его изначалье. Даже если промышленное начало не сохранилось, даже если ничего овеществленного от 1723 года там явно нет, всё равно это приятные виды, всё равно этот мост — прекрасный инженерный памятник. Высочайшего качества архитектура, хоть и безымянная, сосредоточена именно там, потому что она человечна, потому что она соразмерна для того, чтобы там ходили козы. Я вижу жизнь там, просто нужно показать пример того, что там не выживают, а того, что там живут, и живут с удовольствием, с комфортом, с геранью и с котами. Козы и коты, и будет все прекрасно. Извините, может быть, это немножко популистски, но мне кажется, что раз уже дерево правило там бал вначале, пусть оно правит там бал и сейчас. Две трети домов там вполне себе сохранены, живые, там нужно немножко привести в порядок, а это мы, слава богу, умеем.

***

«50-метровое здание Пермской оперы собираются строить на территории, которая является образцом градостроительства конца 18 века». Читайте наш разбор, как стало возможным, что в историческом центре отменены высотные ограничения.

«Дело в шляпе». Обсуждение архитектурной концепции новой сцены Оперного на градсовете.

«Этому скверу осталось недолго». Пермский уличный художник посвятил новую работу Разгуляю.

Экспериментальная площадка для мифических проектов. К старым проблемам Разгуляя добавились новые.

Репортаж с публичных слушаний по резонансному проекту смены зонирования на Разгуляе.

Прогулки Ивана Козлова по Разгуляю: часть 1, часть 2, часть 3, часть 4 и бонусная статья про разгуляйских коз.