«Ваш сын умер, лечили правильно, отстаньте»

«Мой Алексей умер от ковида, хотя в больницу его положили с отрицательным ПЦР», — вот уже год жительница Екатеринбурга пытается выяснить причины смерти 36-летнего сына. Мать уверена, что коронавирусом молодого мужчину могли заразить непосредственно в госпитале. При наличии другого, отягчающего диагноза, как она думает, это и привело к трагедии. Женщина хочет выяснить правду и привлечь виновных к ответственности. Удастся ли ей это? Ведь с начала пандемии и до сегодняшнего дня смерти двух сотен тысяч россиян с диагнозом U07.1, коронавирус идентифицированный, будто бы подразумеваются сами собой…

Волны смерти

Что вообще происходит? Почему все молчат? Разве это нормально? Ведь в остальных государствах летальность от COVID-19, то есть количество умерших от общего числа инфицированных, по-прежнему составляет в среднем 2%. То есть заболевают сто — умирают двое. Трое-четверо, если принимать во внимание страны третьего мира.

Разрабатываются новые протоколы лечения, создаются новые лекарства, да, распространился штамм Дельта, но смертность от него в той же Германии в среднем такая же, как была и до этого. А что у нас?

Есть очередная волна, нет волны…

Плохо то, что цифры статистики никак не заставляют напрягаться и начать что-то делать. Почему попасть сегодня в реанимацию на ИВЛ — это чуть ли не подписать себе смертный приговор.

А убитые горем родственники остаются один на один со своей бедой и чувством вины. Может, что-то не так сделали, не достучались…

Для Евгения Б. сегодня любые слова кажутся бессмысленными. За это лето он потерял двух самых близких людей — жену и ее маму. Обеих забрали в больницу с минимальным поражением легких, обе не вернулись. Осталось двое маленьких сыновей. Никаких внятных объяснений, как так получилось, что супруга и теща умерли, мужчина не получил. Сейчас он пытается выяснить хоть что-то, но везде натыкается в лучшем случае на равнодушие, в худшем на мошенников, которые обещают доказать врачебную ошибку. А на деле просто разводят на деньги… «Это горе без срока давности, и с каждым днем болит все сильнее. Меня держат только дети», — честно признается Евгений.

Многие смерти тем более странные, что люди попадают в больницу не с COVID-19, его диагностируют лишь спустя несколько дней или даже недель после госпитализации, естественно, когда близкий человек умирает, оставшиеся в живых задаются резонным вопросом: коронавирус ли стал главной причиной ухода?

Ирина Новоселова потеряла сына между волнами заболеваемости, когда первая уже закончилась, а вторая еще не началась. В сентябре 2020-го больницы в их родном Екатеринбурге еще были относительно пусты.

Год спустя, устав искать правду, женщина прислала письмо в «МК».

«Меня зовут Новоселова Ирина. Я вас читаю. Очень многое из того, что вы пишете, я сама видела и пережила. Статья «Заболеваемость коронавирусом падает, смертность растет: печальные выводы пандемии» задела за живое. У меня 19.09.2020 в ковидном госпитале умер сын. В момент поступления у него не было коронавируса. Он сам пришел на плановую госпитализацию. У него обнаружили пневмонию, разбираться в ее характере не стали, а просто отправили в инфекционный корпус…»

«Он нигде не мог заразиться»

Алексею Новоселову из Екатеринбурга было всего 36 лет. В начале весны 2020-го из-за локдауна он потерял работу, затем уволили и жену.

«Жили они очень скромно, на 13 тысяч пособия, которые платили. Растили сынишку, моего внука, ему 11, — продолжает свой рассказ Ирина Новоселова. — С марта и по сентябрь вся семья сидела дома на полной самоизоляции, уединенно. Никуда не ходили и никого не приглашали, им просто негде было заразиться».

Мать не скрывает, что раньше сын злоупотреблял, но с октября 2019-го полностью завязал.

«У нас началась совершенно новая жизнь. Алексей бросил пить совсем. Это было такое счастье! Он устроился на хорошую работу. Если честно, то даже пандемия и увольнение сперва не повлияли на душевное равновесие… Но тут Алексей решил немного подлечиться самостоятельно, стал пить лекарства от полинейропатии. А это, оказывается, нельзя было делать, так как разрушается печень», — вспоминает мать.

Здоровье начало резко ухудшаться. Но так как все больницы были закрыты из-за карантина, лечиться он не мог.

«От меня сын с женой сначала скрывали, что есть проблемы с печенью, — вздыхает Ирина. — В августе они записались в клинику. 4 сентября он был направлен на лечение в ГКБ №6 Екатеринбурга с диагнозом цирроз печени токсического генеза и асцит.

Однако когда при поступлении в гастроэнтерологию сделали обязательную флюорографию, на снимке неожиданно выявили пневмонию. КТ показала 35% поражения.

Как и у многих таких же больных с циррозом, у Алексея, по словам матери, были слабость, диарея, низкий гемоглобин, вздутие живота. Он очень быстро утомлялся.

Но не было ни температуры, ни кашля. Все нормально с осязанием и обонянием. Дышал тоже свободно. То есть вообще никаких признаков коронавируса.

«Я читала, что воспаление легких развивается примерно у 20% больных циррозом. И что это совсем другая, не вирусная пневмония. Ему тут же сделали ПЦР, тот был отрицательный, и у жены взяли мазок, и у внука, все оказались здоровы», — переживает мать.

Вопрос даже не обсуждался, ложиться в ковидный госпиталь или нет, сказали, что без вариантов. Хотя сам Алексей туда до последнего не хотел. Но в плановой госпитализации в гастроэнтерологию ему, естественно, отказали. И в итоге в этот же день он был направлен в МАУ ЦГКБ №24 Екатеринбурга.

«Сын по характеру был мягкий, податливый, я думаю, его так вымотали, что к концу дня, когда его перевозили на «скорой» из одной больницы в другую, он просто не соображал, что делает, и поэтому подписал согласие на госпитализацию. Сноха сейчас себя казнит, что не смогла настоять на отказе, ведь лечить ему нужно было прежде всего цирроз, — не находит слов мать. — А его поместили в отделение, где раньше была кардиология, а теперь «красная зона», и лечили от коронавируса тоже кардиологи, а не инфекционисты. Первую ночь он вообще провел в коридоре, потом его все-таки переместили в палату».

В этой больнице Алексей Новоселов пробыл с 4 по 17 сентября 2020 года.

«Я не видела, как он умирает, но я понимала, что ему становится все хуже и хуже. Он уже не был в состоянии общаться по телефону, язык заплетался, только присылал сообщения. Я написала заявление на имя главного врача больницы, что его нужно лечить от основного заболевания, но мне сказали, что ответы на жалобы даются в течение 30 дней».

9 сентября Алексею взяли повторный ПЦР-тест. И тот оказался положительным. Что неудивительно, так как мужчина лежал в эпицентре «красной зоны», где вирусная нагрузка зашкаливала.

«По шесть человек в палате. Все вместе. Понятно, что он заразился. Я никак не могла повлиять на то, что происходит. Врачам было некогда настолько, что лечащий врач моего сына даже не знала, какой у сына основной диагноз, он получал терапию...  от коронавируса, пил противовирусные и антибактериальные препараты. Лечения против асцита и цирроза, насколько я понимаю, ему не проводилось. Алексей мучился болями в животе, запор продолжался последние пять суток. Он настолько ослаб, что не мог внятно изъясняться. Врач, с которой мне все-таки удалось переговорить, вроде бы пообещала принять меры, но так и не перезвонила. Заведующая отделением тоже гарантировала лечение и внимание… Новый доктор уверяла меня, что все идет так, как и положено».

В три часа ночи с 13 на 14 сентября, по сообщениям сына, Ирина Новоселова поняла, что к ним в палату прибегали какие-то незнакомые интерны, отвезли его в процедурную, где попытались сделать пункцию брюшной полости, чтобы вывести накопившуюся жидкость, но Алексей от манипуляции отказался, и его вернули в палату.

По словам Ирины Новоселовой, накануне смерти обессилевший сын попросил мочеприемник — не дали (пришлось купить), попросил снотворное — опять забегались.

«К 16 сентября все смешалось в его голове. Думаю, начались галлюцинации. В ночь на 17-е он написал мне смс о том, что находится дома, просит жену открыть дверь. Потом, что учится в пожарном училище, хотя окончил его много лет назад».

Днем 17 сентября отчаявшаяся Ирина Александровна наконец случайно дозвонилась до ординаторской, где женский голос сообщил ей, что Алексей в спутанном сознании доплелся до поста, но тут у него началась «какая-то декомпенсация», и его отправили в реанимацию.

В срочном порядке Алексея Новоселова перевели еще в одну больницу Екатеринбурга — ГКБ №14, где еще через день, 19 сентября 2020 года, он скончался.

Ирина Новоселова.

«Ну и что, что вы мать»

«Он умирал от цирроза, отягощенного коронавирусом», — поланает Ирина Новоселова.

Около года она пыталась ознакомиться с медицинскими документами сына. Зачем его вообще положили в инфекционное отделение. Ведь отсутствие у Алексея Новоселова при госпитализации в «красную зону» коронавирусной инфекции подтверждается данными первого анализа его самого и жены с сыном.

Еще при жизни Алексея мать написала две жалобы главному врачу МАУ ЦГКБ №24. Ответа из администрации больницы, по ее словам, она так и не дождалась. Мало того, Ирине Александровне отказались предоставить любую медицинскую документацию, касающуюся болезни, лечения и смерти сына.

«Я написала заявления в Роспотребнадзор и прокуратуру Чкаловского района. Все они были переадресованы в Управление здравоохранения Екатеринбурга. 23 октября 2020 года мне пришел такой ответ: так как вы не представили документов, подтверждающих, что являетесь законным представителем пациента, запрашиваемая информация по существу вам предоставлена быть не может. Хотя я все предоставляла и не понимаю, почему они так ответили».

Следующие несколько месяцев продолжалась бессмысленная переписка между Ириной Новоселовой и екатеринбургскими чиновниками. Те забрасывали ее отписками на тему, что все действия врачей законны, что ответы на ее запросы подготовлены и отправлены в установленные законом сроки.

«Я жаловалась на бездействие врачей и неоказание ими медицинской помощи моему сыну. Я приложила 10 листов копий документов, подтверждающих мою правоту. Еще когда сын был жив, я обратилась в СК с просьбой возбудить уголовное дело по статье 124 УК РФ «О неоказании помощи больному», но когда он уже умер, пришел отказ».

Я объясняю Ирине Александровне, что ничего странного в этом отказе нет, доказать факт вообще неоказания медицинской помощи, притом что сын лежал в больнице (значит, как-то и чем-то его лечили), практически невозможно. Максимум если статья будет переквалифицирована на 238 УК РФ «Производство, хранение, перевозка либо сбыт товаров и продукции, выполнение работ или оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности», к этому перечню относится и оказание некачественных медицинских услуг, повлекших за собой смерть человека. Матери же никто не объяснял, как поступать, все юристы отказались ей помогать. Попыталась она возбудить уголовное дело по факту кражи мобильного телефона в больнице ГКБ №14 у мертвого уже Алексея, но здесь вообще все глухо.

«А начальник управления здравоохранения администрации города Екатеринбурга Демидов Д.А. ответил мне лишь на сороковой день после смерти Алексея, что «сведения о факте обращения гражданина за оказанием медицинской помощи…составляют врачебную тайну».

Ирина Александровна Новоселова потребовала также привлечь к ответственности самого Демидова по статье 315 УК РФ «Неисполнение приговора суда, решения суда или иного судебного акта» за то, что он отказывался предоставить ей медицинские документы.

«Я обращалась в нашу прокуратуру с просьбой оценить законность действий руководства управления здравоохранения, на что мне ответили, что руководству внесено представление об устранении нарушений законодательства о порядке рассмотрения обращений граждан, а еще через несколько дней пришло письмо, что никаких нарушений при размещении больных в «красную зону» не установлено».

Очень тяжело биться головой об стену, когда чиновники не желают ничего видеть и знать. Например, что близкие родственники имеют право ознакомиться с медицинской документацией умершего, для того чтобы отстаивать свои и его права. Особенно после смерти.

«Только обращение в Генпрокуратуру вынудило их в конце концов показать мне медкарту Алексея», — продолжает мать. Но все это время медики, по мнению женщины, всячески давали понять, что это она должна доказывать им, что ее сына лечили неправильно и поэтому он умер и судебно-медицинскую экспертизу тоже обязана оплачивать мать. А другая сторона и палец о палец не ударит, чтобы установить правду.

Собственно говоря, чиновникам это и не нужно. Ведь у них самих все хорошо. Тот же начальник Управления здравоохранения Екатеринбурга Денис Демидов во время всей этой переписки лишился своей должности, так как пошел на… повышение и был назначен аж заместителем министра здравоохранения Свердловской области. Прямо в разгар пандемии «коней на переправе» поменяли на переправе», и городская медицина Екатеринбурга с 1 января 2021 года приказала долго жить, так как управление здравоохранения вообще упразднили. Занимались реорганизацией, когда вокруг умирали люди.

До того ли им было, чтобы выяснять, отчего не стало Алексея Новоселова. Маленького человека, одного из 216 тысяч официальных жертв пандемии в РФ.

В абсолютных числах Свердловская область сегодня — один из лидеров в стране по числу выявленных случаев заболевания коронавирусом и количеству погибших от него жителей. Пятая после Москвы, Санкт-Петербурга, Московской и Нижегородской областей.

Здесь болеют и умирают. Без малого два года как.

Потому что за их смерти никто не отвечает ни головой, ни должностью. Потому что карьера медицинского чиновника/главного врача с недавних пор не зависит от показателей вылеченных ими больных или умерших пациентов. Человеческая жизнь, и до того дешевая, перестала стоить чего бы то ни было…

Пандемия же, как и война, все спишет.

ИЗ ДОСЬЕ "МК"

О росте числа жалоб россиян на некачественную медпомощь сообщают в разных ведомствах. Так, Росздравнадзор в 2020 году получил 71,4 тыс. обращений, посвященных качеству и безопасности медицинской деятельности, и 34,8 тыс. — по вопросу обеспечения лекарствами. Это на 37% больше, чем годом ранее. Провели 8281 проверку, причем 96% из них были внеплановыми, то есть по обращениям граждан. В результате выявлено 6,2 тыс. нарушений.

Между тем сами медики России призвали установить мораторий на судебное преследование по делам, связанным с оказанием медицинской помощи пациентам с коронавирусом. С такой инициативой выступила Российская национальная медицинская палата. В Нацмедпалате заявили, что введение моратория «пойдет на пользу всему обществу и не будет препятствовать врачам выполнять их основную обязанность — лечить людей».

Врачи совместно с юристами написали открытое письмо президенту. Речь шла о статьях, которые предусматривают наказание за смерть человека по неосторожности и причинение тяжкого вреда здоровью по той же причине, а также за неоказание помощи пациенту и нарушение санитарно-эпидемиологических правил.

Также врачи попросили приостановить уголовные наказания за превышение должностных полномочий, производство, хранение, перевозку, сбыт товаров и продукции, а также выполнение работ, которые не отвечают требованиям безопасности.